Зачем искать приключений где-то далеко? Хорошо развлечься можно и дома.

Он почесывает намечающуюся лысину и спускает синие тренировочные штаны, растянутые на коленях, она задирает полы задрипанного домашнего халата неопределенного цвета, откидывает в сторону стоптанные шлепанцы и осторожно укладывает голову, украшенную бигуди, на подушку.

В тумбочке ждут упаковки презервативов, закупленные оптом, или батарея из противозачаточных таблеток.

Во время процесса он скор и тороплив – сначала "он" не вставал, а через двадцать минут по второму каналу начнется футбол. Она задумчиво смотрит в потолок: побелит – не побелит?

Или на простыни: не пора ли менять белье или диван? Из кухни неторопливо булькает бульон в кастрюле на медленном огне и позвякивает в такт грязная посуда в раковине.

Он кончает за пять минут до начала футбола, она, быстренько чмокнув его в щеку, порхает на кухню: к бульону и посуде. Из школы возвращается ребенок и застает родителей, занятых домашними делами, впервые за месяц спокойными и умиротворенными: мама не интересуется, где шлялся отпрыск, а отец в кои-то веки не учит жить.

Ребенок, которому уже приходится наклонять голову, чтобы миновать дверной проем без последствий, швыряет в угол ботинки и плюхается на диван в своей комнате. Задумчиво глядя в потолок, он мечтает о девочке из параллельного класса, которая позавчера хихикнула, глядя в его сторону, вчера даже поздоровалась, а сегодня дала согласие пойти с ним в выходные в кино. Мечты становятся все более конкретными, и вот уже подростку приходится расстегивать джинсы и помогать себе рукой – не ходить же с таким бугром по дому. Мать безнадежно зовет к столу: сынок торопится кончить, а матери злобно кричит: "Я занимаюсь!". Отец только отмахивается – еще чуть-чуть и будет гол, не до глупостей.

Наконец, они появляются на кухне. Разозленная мать для успокоения нервов читает дамский роман или детектив. Суп остыл.

В пятницу отец семейства берет больничный – он устал, у него болит спина, наши проиграли и вообще. Когда за сыном, как всегда опаздывающим в школу, закрывается дверь, он бодро прыгает к телефону и звонит соседке. Пока она готовится и поднимается с первого этажа на третий, он меняет тренировочные штаны на джинсы, чистит зубы и проводит рукой по редеющим волосам. Торопясь открыть ей дверь, он, сколько можно, втягивает живот и расправляет сутулые плечи. На пороге она – его любовница.

Она крашеная блондинка, разведенная, на пять лет моложе его жены, в глазах у нее остатки романтического блеска, а на веках – зеленые тени. Она жеманно кутается в красный или бордовый халат в крупный цветок. Чтобы соседи, видя ее, яркую, похожую на экзотическую птицу, в сером подъезде, думали, что она спускается за почтой. Он ведет ее к супружескому ложу и отодвигает в угол кровати смятые простыни. Она, любуясь собой, по-кошачьи потягивается и отдается в его страстные объятия. Она стонет и выгибается так, как жена не умеет или не хочет, и он наивно полагает, что довел ее до оргазма.

Щелкает дверной замок. Любовники испуганно замирают, а затем она прячется за занавески, а он, впрыгнув в штаны, выскакивает в коридор. Это пришел сын. Следует диалог, полный скрытого раздражения, в процессе которого выясняется, что заболела учительница алгебры, что спина отца совсем отваливается и что сыну придется идти в аптеку, а заодно прихватить хлеба, сдачу он может оставить себе. Сын уходит. Отец возвращается в комнату и видит, что его любовница демонстративно вытирает глаза. Ах! Этот мир так жесток к влюбленным! Они идут на кухню за валерьянкой, которую она запивает чаем, и не забывает вслух заметить, что жена его даже чай заваривать не умеет. Бедный ты, несчастный.