© 2010 Thinkstock
Я не первая. И не последняя. Каждой приходится рано или поздно задать
себе такой вопрос про своего мужчину. Пусть не своего-своего, а
выбранного в качестве будущего своего.
Стоит ему что-нибудь сделать не так, как я ожидала, я звоню подругам –
конечно, когда он не слышит. Только разговора по телефону в отдельных
случаях бывает мало, и тогда нужна долгая беседа. И за третьей чашкой
чая моя подруга говорит: "Ну, чему тут удивляться, все они - как дети".
И я подхватываю тему, и вот мы уже перечислили всевозможные проявления
инфантилизма наших мужчин, взмахнули руками, мол, что тут поделаешь, и
перешли к воспитательным мерам, пригодным для использования. Мудрая
подруга при этом не забывает напоминать, что меры эти не лобовые, а
хитро-женские. Главное, чтобы он думал, что сам этого хочет, а ты
подводи, подводи…
Но после разговора, принесшего долгожданное удовлетворение, я
возвращаюсь не в таком уж хорошем настроении, как можно было ожидать.
Нет, с каждым километром приближения к дому - а продвинутые дамы знают,
что получить максимум удовольствия от обсуждения своего мужчины можно
только в хорошем кафе, где уют, красота и молоденькие официанты, - мое
настроение портится.
Что я делаю? В пустом щебетании с подружками я только что объединила своего мужчину со всеми остальными особями мужского пола и вывела среднее арифметическое! Зачем оно мне, это среднее арифметическое? Я объединилась с женщинами против мужчин, согласилась с формулой "они другие и недоделанные, надо доделывать под себя" и… лишила себя свободы выбора.
Как так? Да очень просто. Стоит только согласиться – он такой, как все,
как моментально теряется интерес, остается только практика: он должен – я
должна. Мы попадаем в поле общего, где нет ни его, ни меня. Я там
просто какая-то женщина такого-то возраста с такими-то проблемами. В длинном ряду удавшихся или неудавшихся
браков, коротких или длительных отношений, в череде случайных или
неслучайных встреч – если мы там, значит, нас нет в другом мире. Только в
нашем – одном на двоих.
Пока он есть – общий мир, который никак не связан с общей квартирой и
даже общими детьми, каждый из нас избран. И это чувство поднимает. Во
весь рост.
Он не такой, как все, – он особенный.
Он по-своему ходит, по-своему смеется или рассказывает эпизод из забытого фильма.
Он пьет воду и не пьет кофе.
Он любит кукурузу и может обходиться неделями без мяса.
Он так виртуозно кружит своих сотрудников в своем управленческом вальсе,
что они отправляются по своим местам в полной уверенности, что надо
делать то, что им сказали, и точно так, как им сказали.
Он неожиданно грустнеет, когда говорит по телефону, и я понимаю, что ему
грустно, потому что есть слова, которые он никак, ну, никак не может
сказать.
Он такой один – и я даже ругаюсь с ним так, как не смогла бы ни с кем другим. И смеюсь с ним так, как не смеялась ни с кем.
Я его жду – иногда очень долго. И я переставала ждать, я убегала,
далеко-далеко. Но что делать, нет ни замены, ни контраста. Он такой
один.
И вот мы стоим друг против друга – одна Женщина и один Мужчина. И никто в мире и ничто в мире не может нам помочь
разъединиться. Я ошибаюсь, кое-что может. Стоит только сказать: они все
трусливы и нерешительны. Их всех надо подводить к счастью за руку.
Потому что только ты знаешь, в чем его счастье. Конечно, в тебе. Тогда
не жаль усилий на подводку к этой благословенной мысли. |
И в тот момент, когда я перестаю быть собой, он становится просто
мужчиной таких-то лет с такими-то проблемами. Мы типичны. Тогда что
особенного нас объединяет, зачем столько переживаний, столько мыслей,
столько разговоров, прерванных звонков, разорванных и стертых писем,
столько часов, которые нельзя забыть, если тебе не сделают лоботомию.
Тогда давайте по правилам рынка свиданий или брачного рынка. Я – товар,
он – товар. Я - сомнительной свежести, он – сомнительного достоинства.
Я говорю про себя, что я – индивидуальность. И ее я заработала, вырвала
зубами у всевозможных установок и семейных программ, у общественного
мнения и неписанных стандартов.
Я действую от себя – от своего имени в здравом уме и в здравой памяти, отдавая себе отчет в своих действиях.
Я расту, как только может расти человек, вступивший в фазу зрелости – перемоловший внутри свою историю.
Я меняюсь, как может меняться человек, вспомнивший про себя целиком. Так
почему же я буду повторять, как попугай женского рода, привычное: "Все
они…" Какое мне дело до всех. Мои мужчины – это мои мужчины. И в жизни
их насчитывается не так уж много. Тех, кого стоит помнить. Дед, отец, друг, любовник, муж, и …
И я помню их индивидуальности. Они были особенные. Именно поэтому я
такая, какая есть. Их след во мне. Противоречия с ними сделали меня
сильной, нежность к ним сделала меня слабой. |
Я не могу отнять у своего мужчины его индивидуальность. Его право на
ошибки, на рост, на изменения. На трусость. А я что, не трушу? И даже
его право не видеть меня тогда, когда он этого не хочет. Или хочет, но
не может себе позволить. Или… Впрочем, в этом месте явно не хватает
чашки чая. Да, а он еще и чай не пьет. Вот какой странный.
Но есть то, чего я хочу для своего мужчины. Я хочу, чтобы он получал
такое же удовольствие от происходящего с ним самим, как и я. Также
приятно удивлялся совпадениям, также чувствовал легкую вибрацию своего
пути под ногами. Чтобы он ощутил свой настоящий рост, свой масштаб. Не
такой, как все, – говорят, что мужчины легче принимают свою собственную
индивидуальность. Я не заметила.
Но я не говорю о нем с подругами. Зачем. Все, что с нами случается, –
только мое. Мне не объяснить, чем же он отличается от других. А зачем
мне объяснять его другим. Вообще, зачем объяснять. Объяснять еще хуже,
чем ждать.
Есть ведь два ожидания. Одно – нетерпеливое, причинное: если он поступит
так, то я поступлю так, и вот идет время, мигают часы в темноте, а
ничего не происходит, и я стою на месте, не шевелясь, а вдруг пошевелюсь
и спугну. Такое ожидание лишает сил, приковывает к телефону,
ограничивает свободу. И через некоторое время - может, долгое, может,
нет - возникает естественное желание – послать. К чертовой бабушке.
Навсегда.
Второе ожидание просто другое. Вообще не ожидание. Ощущение
заполненности пространства. Пребывание в мире. В том самом, в который
свободно входишь и задерживаешься там. И нет времени, которое надо
считать. Живешь как живешь, а потом что-то происходит. Со мной или с
нами вместе. От такого ожидания не устаешь, оно как отдых. Отдых от
активного общения, от пребывания рядом, от несказанного и
несущественного.
И такое ожидание – это наслаждение. Если только не споткнешься, не
собьешься, впустив в себя мысль: "А вот другой бы на его месте…" Тогда
сразу возвращаешься к тиканью часов, пустым письмам, нудным ужинам. И
чувствуешь нестерпимое желание с кем-то обсудить такое безобразие… И вот
уже под рукой телефон лучшей подруги…
Но я не такая, как все. Как и ты. Поэтому, споткнувшись, я позвоню тебе.
Или напишу. Или уткнусь носом в плечо, а ты не поймешь, что такое
важное я продышала в тебя. В своего мужчину.
Иллюстрации с сайта:
© 2010 Thinkstock.
|