Коктейль «Гармония». Любование–влюбленность-любовь - Портал

Способность любить не столь распространенный талант. Это как будто всем известно. Однако что понимаем мы под любовью?.. Религиозное чувство, а не биологически обусловленный и социально культивируемый ритуал, дается людям в личном опыте крайне редко. Еще реже ими осознается потеря, которую несут в отношениях те, кто лишен потребности любоваться и, взаимно, быть предметом преклонения.

Речь идет отнюдь не о внешнем восприятии.

Кто любил, тот знает: от влюбленности один шаг до поэтизации, превращающей в эстетическом измерении самый заурядный объект в нечто исключительное, волнующее.

Главное – волнующее, то есть обостряющее чувственность: этим поэтизация и отличается от обыкновенной идеализации – "подгонки" под "шаблон", в качестве которого могут выступать модные стереотипы или культивируемые в социуме актуальные "идеалы".

Любовь и влюбленность далеки друг от друга, но это не значит, что, полюбив, мы освобождаемся от влюбленности. Какой бы невосполнимый урон наносила такая потеря любовной связи! Ведь где влюбленность – там и восхищенное любование. Откуда оно берется? Восхищение – положительный аффект, по сути, похожий на переживание чувства благодарности. В случае с влюбленностью – благодарности за ту эротическую экзальтацию, которую способен доставить нам чей-то способ бытия-в-мире, его индивидуальность, только ему одному доступным образом преображающая жизненное пространство вокруг так, что в нем, в этом пространстве, образуется пустота, ущербность отсутствия, в которое затягивает нас нечто магнетическое (недосказанности и незавершенные действия, неутоленные желания, будоражащие воображение).

Андре Бретон понимал любовь как "идеальное место оккультного преображения всякого мышления". Но это больше, чем преображение всего лишь мышления! Любовь – идеальное место оккультного преображения хаоса, в котором пребывает мир до встречи двоих и за пределами двоих, уже связанных тем магнетизмом. Со способности любоваться – она, любовь, начинается, а благодаря способности к состраданию – не заканчивается, длится. Впрочем, я думаю, что сострадание – это лишь мутация все того же эстетического чувства: момент избирательности присутствует даже в том, какие пороки и какую ущербность мы способны простить, и, быть может, только в благодарность за испытанное благодаря друг другу счастье.

Различение само по себе и потом способность делать выбор – предпосылки эстетического познания, а избирательность – сестра развитого эстетического чувства, вкуса. Потому "истинная", не ориентированная на удовлетворение и гедонизм, любовь не выбирает. В этом – суть христианской трактовки любви: любовь, если это любовь, должна распространяться на всех без разбора. Отделение удовольствия от неудовольствия питает эгоизм, так как способствует индивидуализации: кому – хрящик, а кому – арбузная косточка. Но тогда именно гедонизм – вернейшая дорога к построению Человека. Ведь прежде, чем выйти в надличностное измерение, нужно стать личностью – быть способным ценить и выбирать в том числе.

Впрочем, не есть ли жизнь человека как таковая – только процесс вочеловечивания?! Сгущения в нечто устойчивое маетникообразной неопределенности пред-человеческого бытия…

"Он", если только не разделяет каждую минуту моей жизни (а это практически невозможно), присутствует в моем воображении как серия образцов-фотокадров, которую я просматриваю своим мысленным взором. При этом с каждым разом одно и то же зафиксированное сознанием мгновение, вернее, его образ, искажается, преобразуется и творчески умножается воображением – каждый раз воображение смещает акценты в зависимости от тональности настроения, звучащего во мне.

…Когда, когда, когда это оборвется? Я говорю "это" и не знаю, что это – как выговорить, как назвать… Это… Почему в нем: запястье, хрупкое, зовущее к нежности и вандализму (но это совсем-совсем в порядке), к нему крепится рука, которая в равной мере восхитительна на изгибе того и этого, затем, может быть, какой-нибудь струнный, только не гроб с клавишами, и еще одно божественное слово, которое отмыло бы его ото всей этой пошлятинки, в которую я его обмакнула, – когда-нибудь я напишу, что это, когда сама пойму, что... Так вот эта рука каким-то движением уличного раздолбая ныряет в карман брюк. Черт знает что. Оказывается, знает такой фразеологический оборот, как "снимать девицу"... Я пишу о том, что видели все, кто был рядом, о том, что может заметить каждый, – я пишу о банальном, но поэтизация не пренебрегает ничем… А поэтизирую его из этих "всех" – только я.

И как бы то ни было, маятник раскачивается – раскачивается – раскачивается...

От деяний, коими мы питаем свою веру в лучшее человечества, – смесь гордыни, мужества, честности и позерства - до: в пол – туда страшно смотреть – и красные пятна по всему лицу…

Смотришь: все это ужасно в своей безмерной откровенности!

Коктейль "Гармония". Надо только подобрать удачно оттеняющие ужас тона. Тогда и возникнет она, гармония, – как преодоление фатума, не прощающего превышение меры.